XX век прошел в трагическом поиске Россией своей формы государственности. За один только век в результате серьезных потрясений страна пять раз меняла свой государственный строй: абсолютная монархия (до 1906 г.), думская монархия (1906 -- 1917 гг.), демократическая республика (1917 г.), коммунистическая диктатура (1917 -- 1991 гг.), президентская республика (1991 -- 2000 гг.). Миллионы людей погибли от внутренних междоусобиц и репрессий. Сменилось более десятка правителей России, но деятельность ни одного из них не оценивается позитивно большей частью нашего общества. В чем причина всего этого?

  Думская монархия коренным образом отличалась от традиционной русской монархии. Царь по-прежнему сохранял полноту исполнительной власти, но в области законодательной и финансовой избранная населением Государственная дума имела весьма существенное влияние, сходное с нынешним. Таким образом Россия сделала гигантский шаг на пути к конституционной монархии, и в английском справочнике она так и была названа.

Но в феврале 1917 года царя заставили отречься от престола, хотя для этого не было никаких причин ни в личности царя, введшего представительный строй, ни в экономическом, ни в военном состоянии страны. Это тем более удивительно, что за время царствования Николая II (1894 -- 1917 гг.) Россия достигла небывалого в ней уровня материального благосостояния. Жизнь в прямом смысле стала слаще (потребление сахара увеличилось с 25 млн. пудов в 1894 г. до 80 в 1913 г., чая -- с 40 млн. кг в 1890 г. до 75 кг в 1913 г.), и так по всем показателям в экономике. Россия перешла от неустойчивой бумажной валюты к обратимой золотой валюте, создав большой золотой запас. Вклады в государственных сберегательных кассах возросли с трехсот миллионов в 1894 году до двух миллиардов рублей в 1913 году. Естественный и всесторонний подъем народного хозяйства был настолько могучим, что на нем совершенно не отразился промышленный кризис 1911 -- 1912 гг., больно поразивший Европу и Америку. Россия стала страной с самой динамично развивающейся экономикой. Прирост населения был самым большим в мире.

В конце 1913 года редактор Economiste Europeen Э. Тэри произвел по поручению двух французских министров обследование русского хозяйства. Отмечая поразительные успехи во всех областях народного хозяйства, он заключал: «Если дела европейских наций будут с 1912-го по 1950 гг. идти так же, как они шли с 1900-го по 1912 гг., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так в экономическом и финансовом отношениях». Это уничтожает миф, что только благодаря насильственной сталинской индустриализации Россия стала могучим государством.

Несмотря на столь впечатляющие экономические успехи, в стране происходят три революции. Значит, вопреки расхожему мнению, не экономическое состояние населения является главным источником недовольства и революций в России. Для загадочной России, умом которую не понять, не всегда применим принцип «бытие определяет сознание», чего никак не могли уяснить в Европе.

Известный английский писатель М. Беринг, проведший несколько лет в России и хорошо ее знавший, писал в 1914 году в своей книге «Основы России»: «Не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент, или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства... У случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ!» Причем Беринг отмечал, что недовольство распространено главным образом в интеллигентских кругах и в высших классах.

В 1914 году видный публицист народник Бунаков писал: «Подъем крестьянского благосостояния в связи с ростом земледельческой культуры и развитием кооперативной организации -- вот те глубокие социальные сдвиги русской деревни, которые так обидно почти не заметила наша городская интеллигенция». Она по-прежнему усматривала в русской действительности только «гнет и произвол самодержавия, нищету народа, подавление всякой самодеятельности». Причиной тому был глубокий разрыв между верховной властью и большей частью образованного общества. Властителями дум были непримиримые обличители существующего. Общество находилось в состоянии духовной депрессии. По меткому выражению Столыпина -- Россия была «недовольна собой».

Таким образом не тяжесть жизни, а сознание ее несправедливости было главным источником недовольства в России, раздуваемым Думой и СМИ.

Выступления депутатов в Думе носили резкий антиправительственный тон с оскорбительными выпадами в адрес отдельных лиц и государственных учреждений и часто приводили к скандалам. В стране была отменена предварительная цензура, и все это тиражировалось СМИ. Накал страстей достигал такого уровня, что Столыпин, который одновременно проводил либеральные реформы и укреплял государственную власть и «мочил» террористов, выступая перед депутатами, часть из которых их оправдывала, заявил: «Все ваши нападки сводятся к двум словам: «Руки вверх». На эти слова правительство может ответить тоже только двумя словами: «Не запугаете». Верховная власть вынуждена была несколько раз распускать Думу.

  Нападки на царя шли и слева и справа. Один из лидеров Думы Гучков, обвиняя в своей речи царя в том, что он действует по указке Распутина, говорил: «Вдумайтесь только -- кто же хозяйничает на верхах, кто вертит ту ось, которая тащит за собою и смену направлений, и смену лиц, падение одних и возвышение других?..» Это выступление Гучкова возымело обратный эффект. Николай II знал, что и «смена лиц», и «смена направлений» зависят только от него самого. Он всегда ревниво оберегал свою власть от посторонних влияний, о чем красноречиво говорят его взаимоотношения с двумя самыми авторитетными и влиятельными государственными деятелями -- Витте и Столыпиным. Поэтому утверждения о влиянии Распутина на него он считал лживыми и оскорбительными. Видя, как вольно обращаются с истиной, он поневоле стал относиться скептически и к достоверным рассказам о личных пороках Распутина. В обществе вошло в обычай приписывать влиянию Распутина все непопулярные увольнения, назначения и действия власти. От упорного повторения распутинская легенда приобрела характер некоего общепринятого факта. Но переписка царя и царицы, опубликованная уже при советской власти, показывает документально, насколько это было неверно. Распутин советует царю не ехать в Галицию -- он поехал; не созывать Думу -- он созвал; назначить министром финансов Татищева, военным -- Иванова, путей сообщения -- Валуева, не назначать Макарова -- царь все это игнорирует. И таких примеров можно приводить множество. Иногда у царя даже прорывалось раздражение по отношению к горячо любимой супруге: «Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь... Пожалуйста, не примешивай сюда нашего Друга». Распутин, сам заботившийся о том, чтобы поддержать легенду о своем влиянии, узнав заранее о каком-нибудь еще не опубликованном решении царя, спешил присвоить его своему влиянию. Как и следовало ожидать, убийство Распутина ничего не изменило. Оно сразу показало, что его влияние было мифом, а разговоры о «темных силах» -- плодом клеветы или болезненного воображения, так как разговоры не прекратились, только «темные силы» стали искать в других местах.

Не оставляли в покое дочерей и супругу царя. В СМИ распространялись копии их писем к Распутину с искажениями и инсинуациями. «Я просто задыхаюсь в этой атмосфере сплетен, выдумок и злобы», -- говорил царь премьер-министру. Он решил, что на все это только один достойный ответ -- презрение. Но СМИ и просвещенное общество вплоть до высших слоев с самоубийственным рвением работали над разрушением веры в царскую власть, раздувая недочеты, повторяя сплетни и наветы, подавая пример неуважения к царю и правительству.

Как мало изменился менталитет общества за 90 лет. Те же разговоры о «темных силах влияния», о «семье», хотя всем известно, что Ельцин органически неспособен был делиться властью, все принципиальные вопросы он решал сам. То же неуважение к всенародно избранному президенту, наветы на дочерей и т.п. Похоже, что и Ельцину, как и Николаю II, ничего не оставалось, как с презрением все это игнорировать.

Принято считать, что в XX веке поражения в войнах вызывали в России революции. Совсем наоборот. Революции приводили Россию к поражениям.

Командующий русскими войсками во время Русско-японской войны генерал Куропаткин, узнав, что в общественных кругах Москвы раздаются требования прекращения войны, телеграфировал московскому предводителю дворянства князю Трубецкому: «Если москвичи не чувствуют себя в силах послать нам на помощь для скорейшего одоления врага своих лучших сынов, то пусть они по крайней мере не мешают нам исполнять свой долг на полях Маньчжурии до победного конца». В воззвании партии эсеров к офицерам русской армии говорилось: «Всякая победа грозит России бедствием укрепления порядка, всякое поражение приближает час избавления. Что же удивительного, что русские радуются успехам вашего противника?»

Известный российский государственный деятель в начале XX века писал: «Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочие -- во имя целого общества -- править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?.. Мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости которых подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит, с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу».

Во время Первой мировой войны, особенно в 1916 -- 1917 гг., когда фронт уже стабилизировался, промышленность полностью обеспечивала фронт вооружением и боеприпасами, Германия была истощена, и победа была близка. Дума и СМИ своей безответственной критикой правительства способствовали возбуждению российского общества против верховной власти. «Вы нас губите... Вы проигрываете войну... Ваши министры -- или бездарности, или изменники... Страна вам не верит... Армия вам не верит... Пустите нас... Мы попробуем...» -- так резюмировал выступления в Думе, в том числе и свои, один из ее лидеров Шульгин. Думцы считали, что своими речами они выпускают пар. «Мы будем говорить, чтобы страна молчала». Когда же в результате неустанной дискредитации вера в царя была уничтожена, и Февральская революция произошла, думцы совершенно растерялись. Солдаты -- активные участники революции, пришли в Государственную думу и присягнули ей, как законному органу власти. Но, как писал Шульгин, Дума к тому времени уже представляла собой «кучку людей, ...совершенно задавленных или, вернее, раздавленных тяжестью того, что на них свалилось... Мы могли под защитой ее же штыков говорить власти горькие и дерзкие слова... Мы способны были в крайнем случае безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи». Но в этот переломный момент Дума оказалась совершенно неподготовленной к руководству страной. Считая, что все зло лично в Николае II, думцы решили объявить ему «импичмент» -- потребовать отречься от престола. Но после отстранения Николая II в стране не нашлось никого другого, кто смог бы удержать Россию от военного поражения и гражданской войны. Свобода переродилась в анархию, анархия -- в диктатуру большевиков, которые вынуждены были принять унизительный германский ультиматум -- «похабный Брестский мир».

Такой ход событий был неотвратим, как закон природы. Вся политическая элита оказалась бессильной управлять потерявшей всякую веру людской стихией. Ни Гучков с Милюковым, ни Керенский, ни Корнилов, никто не смог остановить сползания страны к катастрофе. Ничего уже изменить не смогли и состоявшиеся на основе всеобщего избирательного права выборы в районные и городские Думы и в Учредительное собрание, где большинство всегда уверенно завоевывали эсеры, входившие во Временное правительство во главе с эсером Керенским.

Черчилль, бывший тогда английским военным министром и по долгу службы прекрасно знавший положение союзника, писал про Николая II: «Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат... Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным?.. Никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России... В феврале царь был на престоле. Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна... Держа победу уже в руках, Россия пала на землю заживо, как древле Ирод, пожираемая червями».

Те представители русской интеллигенции, которые уцелели в раздутом ими революционном пожаре, пришли наконец к пониманию: «из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно стали ее поджигателями».

Почему же все так получилось?

Характеризуя состояние российского общества после отмены крепостного права, Ключевский писал в 1902 году: «Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу. Отвращение к труду, воспитанное крепостным правом в дворянстве и крестьянстве, надобно поставить в ряду важнейших факторов нашей новейшей истории. Торжеством этой настойчивой работы старины над новой жизнью было внесение в нравственный состав нашего общежития нового элемента -- недовольства, и притом лукавого недовольства, в котором недовольный винил в своем настроении всех, кого угодно, кроме самого себя, сваливал грех уныния с больной головы на здоровую. Прежняя общественная апатия уступила место общему ропоту, вялая покорность судьбе сменилась злоязычным отрицанием существующего порядка без проблеска мысли о каком-либо новом. Недовольство обострялось чувством бессилия поправить положение, в создании которого все участвовали».

За всю дисгармонию, которая присуща самой биологической жизни человека, за неурядицу в личной и общественной жизни вину несло самодержавие -- сама личность признавалась неответственной.

Несмотря на конституционные уступки царя, русское просвещенное общество, интеллигенция стали считать, что если устранить царя в России, то само собой установится демократия, а получилась анархия, перешедшая в диктатуру.

Известный русский философ С. Булгаков писал: «Русская революция была интеллигентской... Весь идейный багаж, все духовное оборудование вместе с передовыми борцами, застрельщиками, агитаторами, пропагандистами был дан революции интеллигенцией... В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, а, следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией».

Ментальность нашего современного общества изменилась мало, и мы не гарантированы от таких же потрясений. Падение коммунистического режима внесло коренное изменение в общественную жизнь и привело к небывалой ранее свободе личности и свободе слова. Но мы опять уверовали в европейскую демократию, прежде чем успели овладеть ею. Эйфория прошла, а желание развивать свободу до последних пределов -- анархии и обличения всех и вся -- продолжается, как и в начале века. Эти обличения естественны в устах коммунистов, но вызывают недоумение в устах людей, отрицательно относящихся к большевизму. Среди них наиболее выдающейся фигурой является Солженицын. При всем уважении к нему нельзя согласиться с тем, что он так же, как прежде Советский Союз, обличает уже совершенно другую, новую Россию, в которой только люди остались прежние. Неужели прав тургеневский Базаров, полагая, что «русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».

В настоящее время общество деморализовано, а в таком состоянии проводить реформы чрезвычайно трудно. Обличения общего характера бесплодны, а многократно повторяющиеся, как под фонограмму, приносят обратный результат -- они только сеют апатию, убивают веру в успех. Нужно напряжение воли, упорная, кропотливая, тяжелая работа, которая не сразу приносит результаты. Только тогда страна начнет процветать, а преступник будет сидеть в тюрьме. Критика должна быть конструктивной и действенной, а не свободной от ответственности чернухой, порождающей уныние и напряженность в обществе, способную привести к взрыву, как в 1917 г. Обычно СМИ оправдывают это тем, что, обличая, лечат больное общество. Но тогда надо соблюдать клятву Гиппократа: «Не навреди». Средства массовой информации могут быть лекарством, а могут быть действующим на сознание ядом, причем слишком массового поражения, чтобы им можно было безответственно пользоваться для сведения счетов. Надо учитывать, что именно сознание несправедливости жизни, а не ее реальная тяжесть было главной причиной недовольства и революций в России, как было показано выше. Более того, в результате революции тяготы возросли неизмеримо, но россияне их долго переносили ради идей справедливости, правда, оказавшихся утопическими.

И в заключение необходимо отметить следующее. Как и в начале века, раздаются голоса, что у нас нет демократии, что у нас выборная монархия, что надо ограничить полномочия президента, изменить Конституцию и т.д. и т.п.. Конституция не может быть сборником отвлеченных схем свободы, равенства и братства, рассчитанным на абстрактное человечество. Она должна быть произведением политической мудрости, учитывающим исторический путь российского народа, его ментальность.

История XX века показала, что для России президентская республика с жесткой властной вертикалью является той мерой свободы, которая, по выражению Бисмарка, существует для всякого государства и превышение которой быстро приводит через анархию к утрате всякой свободы, что и произошло в России в 1917 г. в точном соответствии с этой формулой.

Абрам Васильевич СТАСЕВИЧ
начальник бригады матобеспечения АО АНТК им. Туполева

На фотографиях: