Это будет эпическая повесть об отмщении с рабочим названием «Великое пробуждение». Ей уготована нелегкая доля. Критики не назовут ее творением гения, она не выйдет многомиллионными тиражами, не будет включена в школьную программу и по ней не будет снят 20-серийный телефильм, как это было с его другими книгами. Над ней не будут корпеть деконструктивисты из ЦРУ, М16 и «Моссад», чтобы проникнуть в подсознание автора и попытаться предсказать его следующий шаг. Вообще неизвестно, найдется ли на нее издатель и переживет ли она своего творца – бывшего президента Ирака Саддама Хусейна.
Многие государственные деятели до него грешили литературными амбициями. Попадались среди них и приверженцы диктатуры: от Нерона и Наполеона до Гитлера и Мао. Уже совсем недавно, в 1998 году, Муамар Каддафи издал сборник «Бегство в ад и другие рассказы», к которому написал предисловие один из бывших пресс-секретарей Джона Ф. Кеннеди. И вот теперь Хусейн. За последние пять лет он написал четыре романа. Плодотворный итог для лидера страны, прошедшей за это время через две горячие и одну холодную войны с международными коалициями.
Несправедливо гнать человека из истории мировой литературы лишь за то, что он попал в список жестоких диктаторов. Среди великих писателей люди попадаются разные, и деспотов среди них тоже хватает. Дай им власть, еще неизвестно, во что бы воплотились их литературные построения. Художественная литература дает выплеснуться самым сокровенным идеям мироустройства. Саддаму Хусейну повезло: он царил в обоих мирах – и в вымышленном, и в настоящем.
Что же движет пером всесильных владык? В отличие от подпольных Неронов, владеющих лишь идеями и только помышляющих об их материализации, настоящие Нероны начинают скучать от доступности подвластного им материального мира и хотят подчинить духовную сферу своих поданных. И не только средствами, находящимися в распоряжении официальной пропагандистской машины, но и путем доверительного обращения к каждому из своих сограждан лично. Художественное слово призвано вызвать у них эмоции, о которых язык транспарантов может лишь только мечтать.
Хусейн никогда не печатался под своим именем. Его произведения выходили с тавтологической подписью «роман своего автора». А уж страна своего автора всегда узнавала, несмотря на слухи, что он лишь придумывает сюжеты, а пишут за него литераторы, которые потом умирают при невыясненных обстоятельствах. Так было с Сами аль-Анзи – автором, участвовавшим в написании первого и самого нашумевшего романа Хусейна «Забиба и король», вышедшего в 2001 году. В центре его – любовь просвещенного монарха (угадайте, кто прячется за этим образом) к красивой простолюдинке (иракский народ), зависящей от жестокого мужа (Запад). Монарх окружен не только «уважением, заботой и доверием» своих подданных, но и их почтительным страхом. «Должен ли король держать свой народ в строгости?» – спрашивает монарх свою возлюбленную. «Да, Ваше Величество, – отвечает она, – чтобы народ чувствовал, что о нем заботятся». Забиба говорит о вере в одного бога, не боясь косвенно упрекнуть монарха в отступничестве (как настоящий баасист, Саддам сначала объявил Ирак светским государством, а потом спохватился и признал государственной религией ислам). Влюбленные невинно проводят время в беседах о высоком, но последнее слово обычно остается за монархом. 17 января (дата начала бомбардировок Багдада и операции «Буря в пустыне» в 1991-м) гнусный муж нападает на Забибу и овладевает ею против ее воли. Монарх получает повод свести счеты с соперником и убивает его. Тут аллегория несколько грешит против исторической действительности, но автор выходит сухим из воды, умерщвляя в конце романа монарха и Забибу.
Пока мировая общественность переваривала «Забибу», Саддам, в перерывах между чтением любимого Хемингуэя, уже надиктовывал писцам новый роман – «Укрепленная крепость». Это тоже политическое произведение, прикрытое тонкой вуалью любви между иракским солдатом и девушкой из северного Ирака (после всего, что Саддам учинил с курдами). Сюжет-вставка о бегстве слуги с сестрой хозяина тонко намекает на обиду Саддама на предавших его кувейтцев. Когда миллионы читающих иракцев с прохладцей отнеслись к новому «роману своего автора», несмотря на то, что за каждой провинцией была закреплена продажа определенного количества экземпляров, газеты и журналы накрыл шквал хвалебных рецензий. Те, кто покупал книгу, делали это главным образом, чтобы понять, что на настоящий момент беспокоит любимого правителя.
Третья книга была автобиографическим эпосом о подъеме баасистов на родине автора в Тикрите, а в четвертой он возвращается к любимому военно-приключенческому жанру. В «Изыдите, демоны!» арабская армия побеждает сионистско-христианский альянс и разрушает две его укрепленные башни. Главный отрицательный герой – вечный жид Изекиль, толстый, жадный и сильно смахивающий на Ариэля Шарона. Он подговаривает иракцев напасть на Иран, они терпят поражение, и Изекиль захватывает власть. Тут появляется положительный герой – чистокровный арабский аристократ Салим, высокий, красивый, с прямым носом. Он не поддается на провокации Изекиля быть втянутым в войну с Кувейтом в 1991 году и изгоняет Изекиля из страны. Тот возвращается со своими римскими союзниками. В финале Салим сражается с римлянами, «как ястреб», и сжигает башни-близнецы в римской столице.
Война 2003 года уже началась, и автор прятался в бункере, когда из типографии вышли первые 400 тысяч экземпляров книги. Американцы обнаружили почти весь тираж в подвалах министерства информации и культуры и сожгли его.
Понесла ли утрату мировая литература? Теперь, когда автор переместился из президентских покоев в одиночную камеру, подняли голос арабские критики, лишенные до этого возможности объективной оценки его произведений. «Он потерял ощущение реальности», – пишет журналист Саад Хади, который был привлечен к правке романов. – Он думал, что ему все подвластно, даже литература». Для автора, желающего войти в анналы арабской литературы, выбор романа как жанра необычен, потому что в исламской культуре поэт почитается куда больше. Роман же, наоборот, – современный жанр, заимствованный у Запада (первый получивший международное признание роман на арабском – «Каирская трилогия» лауреата Нобелевской премии Нагиба Махфуза появился в пятидесятых годах ХХ века). Саддам ощущал себя пророком (характерная особенность диктаторского самосознания). Мешая культуру, мифологию и религию, он полагал, что, даже отступив от традиции, он обретает в романе мощный носитель для провозглашения своих пророчеств. При этом читательское восприятие его несильно интересовало, судя по 13 риторическим вопросам, приходящимся на первые четыре абзаца «Забибы и короля».
Можно предположить, что для Саддама литература служила утешением после политических поражений. Он чувствовал, что в его карьере наступил перелом после кувейтской войны 1991 года и не случайно, что вскоре после нее начались его литературные опыты. По словам его переводчика, успех «Забибы и короля» вызвал у Саддама желание уйти в себя. Он стал писать о том мире, какой хотел бы видеть вокруг. Курдская девушка находит утешение в сильных руках иракского солдата, а монарх правит своими благодарными и счастливыми подданными. Это мир, в котором не пахнет американскими оккупационными силами.
Сегодня больше, чем когда-либо, слова – его единственные верные друзья. Не те, что подыскивали для него полукрепостные писатели, и не те, которыми осыпали его лестные критики. Сегодня больше, чем когда-либо, это его собственные слова. В них он черпает силы, помогающие ему выдержать тяготы заключения и суда, как это в свое время делал Оскар Уайльд. Правда, судя по известным опусам «автора своих романов», «Великое пробуждение» не превратится в «Балладу тюрьмы Абу-Грэйб».