Американский фундаментализм и русская “консервативная революция” (Предисловие)
Борис Межуев

Одна из наиболее популярных форм оправдания военной акции в Ираке в среде российских консерваторов — ссылка на христианские убеждения президента Дж. Буша и его окружения. Как сказала известный социолог и этнолог Светлана Смирнова в одной из ее статей в газете “Спецназ России”1, Америка “нынче исповедует своего рода христианский фундаментализм”.

На этом фундаментализме и надломился российский консерватизм, абсолютно искренним и выдающимся представителем которого я считаю автора выше процитированных строк. Еще в прошлом году в нашем Отечестве обнаружилось довольно большое количество людей, преимущественно молодых, которые стали оживленно проповедовать идеи “консервативной революции”. Оживлению интереса к этому течению способствовал выход в свет переводов его немецких теоретиков — Карла Шмитта, Эрнста и Фридриха Георга Юнгеров. В прошлом году в издательстве “Праксис” появилась известная книга Освальда Шпенглера “Пруссачество и социализм” с большим послесловием Алексея Руткевича, посвященным не столько автору книги, сколько именно феномену консервативной революции. Немалую роль в популяризации этого движения сыграла литературная и общественная деятельность Александра Дугина, прямо объявившего себя продолжателем дела Эрнста Никиша и Артура Меллера фон ван дер Брука.

Консерватизм не столько в англо-саксонском, сколько в немецком изводе становился популярным в России, а фразы относительно необходимости выбора “друзей” и “врагов”, “чрезвычайного положения” и “тотальной мобилизации” из лексикона, соответственно, Карла Шмитта и Эрнста Юнгера вошли в современный российский политический дискурс в качестве расхожих словесных штампов. После либерально-демократической паузы 1990-х возникла очевидная потребность не столько в опоре на традиционные ценности (нынешний российский консерватизм, как и консерватизм “консервативной революции” не стоит смешивать с традиционализмом), сколько в ясности и определенности в плане различения “союзников” и “противников”. Именно довольно смутное сознание несовершенства современного мира, не актуализирующего, а камуфлирующего конфликты, элита которого под сладкими и убаюкивающими сознание призывами к “толерантности” и “культуре мира” реализовывала свои корыстные интересы, и послужило толчком к созданию ряда специфических общественных проектов, наибольшую известность из которых приобрела газета “Консерватор”, в которой в течение первой половины нынешнего года задавал тон авторский коллектив уже упоминавшейся газеты “Спецназ России”. Выход до этих пор маргинального течения на поверхность общественной жизни обернулся довольно шумным скандалом, “но только песня не о нем”.

Слабость “консервативной революции” как идейного течения моментально проявилась в ситуации иракского конфликта, когда российские консерваторы обнаружили в качестве лидеров современного мира не либеральных глобалистов в духе Альберта Гора и не строителей “открытого общества” типа Джорджа Сороса, а именно тех деятелей, коих они сами поспешили назвать “фундаменталистами” (мы еще поговорим о том, что это за “фундаментализм”). Дело в том, что мировоззрение в духе “консервативной революции” направлено не столько против метафизических “врагов”, сколько против либерального кредо, в котором отсутствует политическая субъектность и мобилизационный пафос. Неудовлетворенность миром, в котором все исходят из неких абстрактных правовых норм и в котором нет места политическому субъекту, способному взять на себя ответственность за принятое решение — эта наиболее яркая черта “политической теологии” Карла Шмитта — нашла прекрасное выражение в сочинениях его последователей в России, таких как, например, постоянный обозреватель “Русского журнала” Михаил Ремизов, выпустивший в начале этого года очень характерную для описываемого умонастроения книжку “Опыт консервативной критики”.

Парадокс заключался в том, что призывы в духе Юлиуса Эволы к революции против “el mondo moderno” оказываются довольно уязвимыми перед лицом любой силы, отвечающей предложенным “консервативной революцией” критериям. Силы, довольно внятно определяющей своего врага в лице, например, исламского терроризма, силы, апеллирующей не к отвлеченным и якобы универсальным, а ко вполне конкретным ценностям западной цивилизации. Наконец, силы, не стесняющейся, следуя советам Карла Шмитта, игнорируя абстрактные нормы международного права, устанавливать в мире что-то вроде чрезвычайного положения, демонстрируя тем самым, кто в глобальном сообществе — подлинный и единственный суверен.

Мне уже приходилось писать о том, что “консервативная революция” в версии европейских “новых правых” в результате может оказаться на руку мировой элите — откровенная апелляция к сословному разделению общества как атрибуту подлинного примордиального порядка идеально отвечает задачам созидания альтернативной либерализму идеологии для элит “мирового Севера”. Но в данном случае речь шла не столько о принципиальной ущербности движения, сколько о его теоретической недостаточности — нравственный импульс был правильным, но недостаточно отрефлексированным самими философами, как его окрестили недруги, младоконсерватизма, соблазнившимися, на самом деле, легкими ответами на чрезвычайно сложные вопросы. (И в результате — наиболее значительный представитель этого течения Светлана Лурье оказалась в числе защитников Джорджа Буша, один из постоянных авторов “Консерватора” Владимир Голышев призвал к объединению с христианской Америкой против развращенной сытостью и благополучием Европы, а талантливейший публицист и философ Константин Крылов счел наиболее рациональной тактику Ивана Калиты: вначале подчиниться гегемону, чтобы потом вцепиться в него зубами, не замечая, что Орда — это редкий пример империи, которая не удаляла раз и навсегда своим вассалам зубы). А основной вопрос, поставленный иракскими событиями перед людьми, мыслящими себя сторонниками того комплекса идей, который можно было бы условно назвать “русским консерватизмом”, заключается в том, во имя каких религиозных или же культурных ценностей следует защищать национальную свободу в ситуации появления претендента на роль мировой империи. И, прежде чем умиляться “христианскому фундаментализму” этого претендента, нужно разобраться в существе его воззрений, благо некоторую предварительную основу для этого предоставляют имеющиеся в избытке (каком-то подозрительном, надо сказать, избытке) материалы о воззрениях американского протестанского фундаментализма на историю и ее конец.



Статья: Борис Межуев
Американский фундаментализм и русская “консервативная революция”
“Христианский сионизм” “морального большинства”

Наиболее вероятный кандидат на роль “империи антихриста” — Европейский Союз, органы власти которого представляют собой в зародыше “мировое правительство”.

Диспенсационализм - Богословие АРМАГЕДОНА, История возникновения учения
Еврейская общественность, не стремящаяся вызвать прихода мессии любой ценой, уже давно обеспокоилась выкладками американских диспенсационалистов. Ведь принесение в жертву девятимиллионного Израиля, пусть за вычетом 144000 "праведников" - это деяние, перед которым меркнут все ужасы Третьего Рейха. Причем это было сделано по подозрительно похожей схеме. История с фашистским рейхом, уничтожившим множество евреев Восточной Европы, действительно весьма похожа на репетицию грядущего ядерного заклания уже всего народа. Ведь инициаторы этого эксперимента, строго говоря, неизвестны до сих пор: цепочка тайных обществ, предшествовавших НСДАП обрывается на третьем или четверном, но явно не последнем звене...

Александр ДУГИН:
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ПРОТИВ НАС
Либерализм - тоталитарная идеология
http://www.nvkz.kuzbass.net/p-vesti/pv23.htm

Hosted by uCoz